«Унда» по-латыни — «вода». В мифологии германских народов издревле известны ундины — духи воды. На весь мир ихпрославила повесть «Ундина», которую написал граф Фуке де ла Мотт иперевел на русский язык стихами В. А. Жуковский. Ундины — красавицы с роскошными волосами, прекрасно сложенные, длинноногие.Другое дело — ундине, существующие в прибалтийских народныхповерьях (заметьте, корень в слове тот же, латинский). Они — типичныерусалки с рыбьими хвостами. Вот что рассказывают о водяных девах ундине в Литве.Раз на Немане ловили неводом рыбу. Закинули рыбаки невод в заводь у самого берега, а заводь эта илистая оказалась, точно болото. Закинули невод, вытянули, а там незнамо что — то ли рыбина, то ли человек: раскрасавица — кудри у нее золотистые, ручки маленькие да коротенькие. Вместо ног — вроде хвост рыбий. Привезли ее рыбаки домой, сделали лохань попросторней и пустили ее в воду. За десять километровприходилось по воду ездить, к Неману, а воду меняли через день. Со всейокруги стекались в ту деревню на ундине смотреть. А она, как наберется много народу, пригорюнится, прикроет волнистыми своими волосамиличико и зарыдает.А когда погода была, певала ундине — да так ладно! Голос у нее былдивный, у людей такого не бывает. Жаль только — в песнях ее никто нисловечка разобрать не мог.Изо всех окрестных деревень шли на нее подивиться. А как не сталиходить — повезли ее напоказ по городишкам. А потом и вовсе всемприелось. Тогда отвезли ундине опять к Неману да выпустили на волю.Трижды она нырнула, трижды голову наклонила — благодарила, видно, что выпустили ее! А в третий раз погрузилась — и уж больше не показывалась.Кроме ундине, в литовских водах в старину обитали еще и наре. Внешне они точно такие же: до пояса — женщины, ниже — рыбы. И собоюкрасавицы. Однако они отличаются по характеру от своих водяных сестер.«Ясными ночами, как месяц выходил, они появлялись из воды, пелида хороводы водили. И тогда были они особенно прекрасны: как радугаблистали, сверкали и светились! Многим хотелось полюбоваться на ихкрасоту. Да только не к добру было это: наре топили любопытных безжалости».