Владимир Финогеев. Без дураков .

Хироманты

Это было первого апреля. Я подрабатывала на складе одной фирмы, они продавали бытовую химию. Склад был в подвале жилого дома, обычной пятиэтажки. Вход через подъезд. После работы к 10 часам вечера я шла — от дома недалеко — в этот подвал. Мне надо было собрать товар по заявкам. У них было несколько точек, они писали, чего им не хватает, и я набирала по этим заказам порошок, мыло, чистящие средства. Иногда по три-четыре коробки на точку. Я быстро это делала, и платили они хорошо. Работала каждый вечер до 12 ночи, а под воскресенье иногда до двух. Обычно хозяин присутствовал, когда я работала. Он занимался своими делами, а я своими. Двери в подвал металлические, всегда нараспашку, не закрывались, да и понятно: там запах стоял, надо проветривать, ну и вообще, я уже долго там работала, и в мыслях не было ничего, чтобы закрывать. Если он или хозяйка выходили, я кричала: «Закрой меня, потом откроешь*. Вот я пришла. Работаю. Заходят два молодых парня. Один большой, под два метра, другой меньше. Оба в черных шапочках, туго натянутых на головы, но лица не закрыты, ничего. Сначала появляется один — высокий. Он проходит мимо меня, идет уверенно, громко бросает: «Налоговая» — и идет к хозяину. Я подумала — знакомый. Проводила взглядом и возвращаюсь к работе, появляется другой. Он пониже, худощавый. И у меня екнуло сердце. Мысль: что-то не то. Нехорошее предчувствие. Тот. большой, идет к хозяину, хватает его за руки, валит на пол. Тот, что поменьше, ко мне, в руках нож. Достает клейкую ленту, вяжет мне руки сзади и говорит: «Ложись на пол». Я говорю: «Не лягу». — «Ложись!» А я ему: «Не лягу». Мне чудилось, если я лягу на пол. то как бы умерла, и я противилась этому. «Не лягу, я на коробке посижу». Он тогда отрывает ленту и заклеивает мне рот. Идет к первому. Хозяин лежит на полу, большой пинает его ногами. Я слышу шум. Мне не особенно видно: кругом стеллажи с товаром, пакетами, банками — не видно. От меня пять метров. Большой кричит: «Давай деньги! Ключ от сейфа!» Только бы остаться живой, пусть они что хотят, то и делают, только остаться живой, пусть я буду уродом или что, только выжить. Единственная мысль. Потом бросает в пот, в омерзительную жуть. Пальто висит при входе, в кармане пальто — ключ от квартиры. Вдруг найдут ключ, подумают, что там деньги, пойдут в мою квартиру, а там спит ребенок. Мне очень нехорошо. Те орут хозяину: «Давай деньги». А денег не было или было чуть-чуть, потому что хозяин все потратил: купил на выручку нового товара. А во-вторых, деньги вообще там не хранились, они лежали в другом месте, в банке. Он им отдал ключ от сейфа, они взяли что было, забрали у него часы, мобильный телефон и ушли. Закрыли дверь на ключ, выключили свет. Тишина. Не знаю, что делать, боюсь пошевелиться: ушли они или нет? Вдруг затаились — ждут? Все тихо, никого. Еще подождав, встала — мне ноги не связали, — пошла к столу, где ножницы лежат. Ножницами удобно коробки открывать. Подошла к столу, пальцами нащупала ножницы. Сама думаю: жив хозяин или нет ? Может, убили его? Слышу, он зашевелился: «Ты жива? Что с тобой?» А я ответить не могу. Мычу. Он громче: «Что с тобой?» Я кое-как с помощью ножниц освободилась. Отклеила рот. сказала: «Жива. Пошла, включила свет. Возвращаюсь, вижу — хозяин в наручниках. Он закричал: «Гады, сволочи!» Я говорю: «Подожди, давай тихо*. Думаю, может, они не ушли, стоят, слушают. На складе — потолки три метра, и под самым потолком, у стены — слуховое окно, небольшое. Я говорю: «Сейчас я залезу на стеллаж и позову кого-нибудь». А сама думаю: времени около двенадцати ночи, тут надо осторожно, чтобы народ не напугать. Голову нагнула, ухом к окну, жду. Тишина. Вообще место глуховатое, днем-то мало кто ходит. Вдруг — шаги. Я говорю, не тихо и не кричать чтобы: «Можно вас на минутку, подойдите, пожалуйста» — а шаги раз-раз-раз, быстрее-быстрее и удаляются. И — тишина. А хозяин мне: «Чего так тихо? Ты кричи! Кричи!» Я говорю: «Может, они не ушли, здесь еще, и, вообще, чего народ пугать?» Опять шаги. Я губы к окну, говорю: «Можно вас на минутку». Слышу, шаги приостановились. Голос мужской: «Кто здесь»? — «Это я». — «Где вы?» — «Да из окна, из подвала, меня не видно, тут, знаете, дверь в подвал захлопнулась». Он говорит: «Да-да, я понимаю — первое апреля». Я говорю: «Это не шутка, какое там. Пожалуйста, не сидеть же нам тут всю ночь?!» — «А что я могу сделать?» «Подойдите к двери, наберите «20» по домофону, там Ольга — а это была соседка.— скажите, мол, дверь в подвал захлопнулась». Шаги затихли, думаю: сделает — не сделает? Тишина. Потом шага торопливые — бежит Ольга. В общем, нас открыли, хозяин в наручниках, красный, всклокоченный. Вызвали милицию, я ждать не стала, у меня страх: как там сын? Я попросила мужа Ольги проводить до дома — все боялась: вдруг они в квартире. Пришли, никого нет, все в порядке. Ребенок спит. Отлегло. На следующий день приезжает милиция, я рассказываю, они говорят: ну теперь в отделение— протокол составлять. В милиции такого насмотрелась и наслушалась, ужас: юры унизили — на то и воры, а здесь— свои, к ним как к последней защите — и на тебе, Говорят: «Значит, у него был нож. И вы с ним разговаривали, не подчинялись, не легли на пол, значит, вы его знакомая, значит, вы в сговоре, вы подельники. Быстро колитесь, рассказывайте, кто они такие, где, откуда, добровольное признание, срок скостят». Я в шоке. Собираю силы, держусь, как скала, говорю: «Ничего подписывать не буду». Они говорят: «Вот мы сейчас вас запрем, и будете сидеть». Однажды заходит какой-то следователь, оказалось, встречались, узнает меня: «Это вы? Здесь?» Я говорю: «Вот хотят меня из свидетеля в обвиняемую превратить». Он пошел, сказал им, тут же наступил перелом. Ой-ой, ну что вы, туда-сюда и прочее, да мы это так, методы разные у нас. Я сделала вывод: нормального человека просто посадить. Это криминал свои права защитит, они знают, как уйти и что говорить. А обычного — просто. Растерялся человек — и готово. Если не отстаивает свои права — беда. И еше я думала: во всем есть какой-то урок. Это чтобы мне встряхнуться. Стоит задумываться о своей безопасности. Ну и. может быть, исчезли кое-какие иллюзии. Ну и потом перестала разыгрывать людей первого апреля. Перестала, и все».

Тест системы самосохранения включает учет признаков на трех уровнях: папиллярный узор, первостепенные линии и дополнительные узоры. В нашем случае имеются локальные выпячивания папиллярного узора — на отпечатке они проявляются в виде темных точек (рис. 4, внутри оранжевых кружков), также незначительные нарушения по конфигурации линии жизни (2 резких изгиба л. жизни — рис. 4, зеленый), по доп. узорам: звездная (красный) фигура в пункте 17 (пун кты означают возраст, но есть нюанс — пункт действует на всю линию, т. е. знак работает в любом возрасте, хотя пик его 17—20 лет). Вывод: соприкосновения с опасными людьми без особых последствий.